Возникновение текстологии новой русской литературы

 

Основные процессы возникновения, формирования, развития приемов и методов текстологической подготовки произведений новой русской литературы протекали в виде процессов эдиционной подготовки собраний сочинений писателей-классиков отечественной литературы XVIII - первой трети XIX столетий, т.е. параллельно с разработкой существенных параметров, признаков и характеристик изданий этого вида.

В истории русской издательской практики первым изданием собрания сочинений по праву считается «Собрание разных сочинений в стихах и прозе Михайлы Ломоносова» 1751 года. Оно было прижизненным, произведения для него отбирал сам автор. В свет однотомник вышел не только без предисловия, но и без оглавления. Содержание делилось на четыре части: «Оды духовные», «Оды похвальные», «Похвальные надписи», «Похвальные слова». В него вошли лишь те произведения, которые он считал наиболее совершенными, достойными включения в собрание своих сочинений по эстетическому признаку или из числа тех, что были посвящены наиболее значительным событиям жизни государства, двора. Произведения этого рода помещались в начале соответствующих жанровых разделов, остальные - по хронологии.

Существует мнение, что, начиная с данного издания, расположение произведений по жанрам стало в России общепринятым. Но вышедшее вслед за ним собрание сочинений Василия Тредиаковского 1752 года, преследуя те же просветительские цели, а потому, также не претендуя на научность, строилось иначе.

Готовя это издание, В.К. Тредиаковский заново переписал силлабо-тоническим стихом все свои произведения 1720 - 1730 гг. Первый том начинался теоретической работой «Наука о стихотворении и поэзии». Затем шли «Рассуждения о стихе вообще», за ними басни - жанр, отнюдь не возвышенный. Второй том открывался речью «О чистоте российского языка». Вслед за ней помещены «Оды похвальные» и лишь позже «Оды божественные». Кончался том, вопреки нормативному делению на роды, «Плачем о кончине блаженныя и вечно достойные памяти Государя Императора и Самодержца Всероссийского Петра Великого, Отца Отечества».

Объяснить столь явное нарушение лишь случайностью нельзя. Причину следует искать в борьбе двух основных тенденций новой русской литературы, определившей особенности ее развития в XVIII веке: в объективном противоречии между нормативной поэтикой классицизма и индивидуальностью художественного творчества. Об остроте этого противоречия свидетельствует и то, что следующее издание своих сочинений «Собрание разных сочинений в стихах и прозе господина коллежского советника и профессора Михаилы Ломоносова») Ломоносов открыл теоретической работой «О пользе книг церковных в российском языке», посвященной обоснованию «Теории трех штилей».

Если сама идея о трех (высокий, средний, низкий) «штилях» литературы, жанрах и нормах языка произведений художественного творчества, сыгравшая столь значительную роль в истории мировой культуры, и не была тогда уже новой (идею эту высказывал еще Аристотель), то о необходимости построения композиции изданий по принципу отражения в ее структуре иерархии «штилей» речь шла впервые.

Двухтомник 1757-1759 гг. был первым русским изданием, на практике реализовавшим эту структуру. От «Собрания…» 1751 г. он отличался переработкой отдельных произведений, отбор и расположение которых по-прежнему объяснялось задачами чисто просветительскими, но отказ от хронологии стал в нем нормой композиции. В издание вошли лишь лучшие, образцовые, по мнению автора, произведения как по их соответствию литературным нормам, так и по тематике. Изменились и расположение разделов: «Оды духовные», «Оды торжественные», «Надписи», «Слова и речи публичные». Второй том содержал лишь «Риторику».

Таким образом, сформулированный Ломоносовым принцип построения композиции изданий («Богу, царю, отечеству, людям»), расположения в нем его частей, разделов, включаемых в них произведений, стал в этом издании не только определяющим, но и единственным. С него, а не с однотомника 1751 года, начались у нас издания просветительского типа, основные в русской издательской практике вплоть до 40-х годов XIX столетия, полностью соответствовавшие не только требованиям поэтики тех лет, ее нормативности, но и идеологии империи, социальным и правовым отношениям в ней, мировоззрению людей, национальному общественному сознанию тех лет.



Рассматриваемое издание иллюстрирует это хотя бы тем, что в нем произведение низкого жанра («Риторика») было выделено в отдельный (второй) том. Да и включено оно было, вероятнее всего, по той причине, что двухтомник был изданием учебным, предназначался прежде всего студентам.

Синкретичный, двойственный характер изданий просветительского типа, решавших задачу просвещения, образования различных социальных слоев общества, задачу знакомства читателей с творчеством писателей и, в то же время, отражавшим специальную научную оценку (на уровне развития науки о литературе тех лет, разумеется) их творчества, проявился, таким образом, изначально, уже в первом издании просветительского типа.

Отсюда и задачи текстологии того периода: установление лучшего, образцового текста и толковательное, пояснительное комментирование его. Ни о какой истории текста, своде его вариантов, редакций и разночтений, истории публикации или издания, истории создания произведения речи не было, да и не могло быть, поскольку печати подлежал текст образцовый. И задача текстологии тех лет состояла в установлении его.

Рассмотренные выше издания произведений М.В. Ломоносова и В.К. Тредиаковского были, как о том уже и говорилось, прижизненными, готовились самими авторами и потому никаких текстологических проблем при их выпуске не возникало. В новой русской литературе проблемы эти впервые заявили о себе при издании произведений Феофана Прокоповича 1760-1774 годов. Осуществлено оно было преподавателем словесности в названном корпусе С.Ф. Наковальниным и стало первым русским собранием сочинений, подготовленным и выпущенным после смерти автора.

Готовя обычное для того времени издание просветительского типа и потому не стремясь к исчерпывающей полноте, а отбирая произведения по эстетическому и тематическим принципам, редактор, «сверх того, в надежде, что многие любопытно ведать захотят, нет ли еще других каких разума Феофанова плодов, прилагает... Оглавление всем его на российском языке известным печатным и письменным сочинениям, которые расположены по разностям материи и годы, где возможно было, сочинению их означены».



Это издание важно еще и потому, что в предисловии к нему впервые в русской издательской практике четко сформулированы задачи и цели его выпуска, указаны принципы подготовки текстов произведений, вошедших в него. Важно и то, что задача сбора и публикации произведений автора органически сочеталась уже и с проблемой выпуска научно подготовленных текстов его произведений в будущем: «гораздо исправнее... выходить будут...». Не менее четко определена собирательная задача четырехтомника. Издатель ничего не говорит о просветительских и политических задачах «Собрания…». Но если учесть, что выбор его пал на политическое и публицистическое наследие ближайшего соратника Петра I, что в издании нет ни одного художественного произведения и ни одной чисто религиозной работы Феофана Прокоповича, а вошли в него лишь те работы, в которых догмы христианства служат лишь средством, своего рода философским и моральным обоснованием реформаторских идей, военных, экономических, социальных и политических преобразований царя, то истинный смысл «Слов и речей поучительных...» станет ясен.

Этот четырехтомник в материальной форме выразил не только совокупность основных принципов и характеристик эдиционной подготовки просветительских изданий, получившую свое полное выражение уже во второй половине XVIII - первой трети XIX столетий, отразил приемы и методы отбора и расположения произведений в изданиях данного типа, но и выразил систему идей русской дворянско-разночинной интеллигенции того периода, их просветительскую природу.

Переоценка значения отдельных жанров, кризис общей теории и поэтики классицизма, его эстетики, отказ от их канонов и нормативности не могли, конечно, не влиять соответствующим образом на здиционную практику страны, ее издательское дело, в которых структура изданий, принципы их отбора и текстологической подготовки отражали состояние литературы, общей теории ее, уровень их развития.

В 1762 году Императорская Академия наук выпустила «Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Дмитриевича Кантемира».



Выпуск однотомника Кантемира сознательно предпринимался не столько с просветительскими, сколько с научными целями: собрать произведения поэта и установить их текст. Принципиально иной вопрос: почему И.С. Барков, в обязанности которого вменялось наблюдение за точностью воспроизведения авторской рукописи, «улучшил» стихи поэта и его комментарий к ним. Исходя из известного, но нигде строго не обоснованного и не соответствующего фактическому историко-литературному материалу тезиса о безымянности новой русской литературы, факт этот объясняют по аналогии с другими, известными науке случаями переработки чужих сюжетов и произведений, ссылаясь на отсутствие развитого авторского начала. Однако к 1762 году безымянность литературы в России была уже фактом истории отечественной культуры, а не ее действительности. В то время не только художественные произведения, журнальные статьи, теоретические научные труды, но и сборники фольклорных произведений выходили с указанием фамилии автора, составителя, издателя.

Вместе с тем даже в середине XIX столетия некоторые издатели считали возможным «исправлять» слог классиков, так сказать, «доводить» их произведения до новой литературной нормы, собственных литературных вкусов, «осовременивать» стиль. В.Г. Белинский, издавая в 1846 году «Стихотворения» A.В. Кольцова, по схожим причинам редактировал «неудачные» строки поэта. А В. Брюсов уже в начале XX в. пытался теоретически обосновать необходимость «подновления» произведений А.С. Пушкина, чтобы они стали доступными рабоче-крестьянскому читателю. Речь, таким образом, идет о возникновении и первом практическом проявлении идеи о праве редактора на активное вмешательство в текст произведения писателя-классика. Одним из побочных результатов развития этой идеи в какой-то степени стало общепринятое теперь право составителя при выпуске изданий массового типа применять относительно свободную от авторской воли жанрово-хронологическую, жанрово-эстетическую или чисто эстетическую композиции.

И.С. Барков стремился дать текст «исправный во всех отношениях», а значит, и отвечающий новым требованиям к литературной стилистике художественных произведений, и считал необходимым улучшить его соответствующим образом, устранив устаревшие и уже тогда малопонятные читателям слова и выражения.


Влиял, конечно, и опыт переработки произведений древней литературы, но он, скорее, давал редактору большую свободу, чем был первопричиной правки.

И.С. Барков, к сожалению, ни словом не обмолвился о причинах, методах и границах своих «исправлений», но сличение его вмешательств с авторским текстом убеждает, что вызваны они стремлением к осовремениванию, устранению архаизмов, достижению большей доступности и ясности изложения. Редактор не стремился переписывать или переделывать произведения Кантемира, он лишь «подновлял» их язык, подгоняя его под новую литературную норму, исправлял фактологические неточности. Особенно ярко эта тенденция проявилась в его переработке авторских примечаний, вмешательства в текст которых составляют подавляющее большинство случаев исправления текстов поэта редактором. К тому же выводу пришла Г.Н. Моисеева в статье «Иван Барков и издание сатир Антиоха Кантемира 1762 года».

От всех предшествующих русских изданий «Сатиры...» Кантемира отличались и явным стремлением к полноте состава. В разрешении К.Г. Разумовского говорилось лишь о произведениях, содержащихся в рукописи, находящейся у Тауберта. В издание же вошли почти все художественные произведения А.Д. Кантемира. За его рамками остались лишь IX Сатира, четыре эпиграммы и два перевода. О них редактор, скорее всего, ничего не знал или не располагал их точным текстом.

Научная, собирательская задача издания, проблема установления точного текста произведений потребовали, таким образом, сознательного нарушения редактором одного из важнейших принципов подготовки и выпуска изданий произведений писателей-классиков того времени - отбора и выпуска лучших, образцовых произведений автора.

Рассматриваемое издание обладает и еще одной, не менее важной характеристикой: документы, письма, деловые бумаги к литературному наследию в то время еще не относились. И потому в издании этих материалов нет. Но «Письмо к приятелю», в котором содержится характеристика рукописи, положенной в основу «Сатир...», было уже использовано в качестве авторского предисловия.



Решение это, обычное для сегодняшней текстологической практики, в следующий раз встретится лишь в 40-е годы XIX в. Если добавить к сказанному, что начиналось издание со вступительной статьи «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира» - первой научной, литературоведческой работы о жизни и творчестве поэта, в которой подробно и объективно рассматривался творческий путь А.Д. Кантемира, перечислялись все основные русские и зарубежные издания его произведений, указывались произведения, оставшиеся в рукописях, или малоизвестные русскому читателю, то качественное типологическое отличие «Сатир...» от всех изданий XVIII и подавляющего большинства изданий первой трети XIX столетия станет очевидно. В нем научные задачи, если еще и не преобладали над просветительскими, то, во всяком случае, объективно имели не меньшее значение. И проявились они в авторских примечаниях и композиции издания.

Следует, однако, учесть, что речь идет об авторских примечаниях, в которые редактор активно вмешиваться не мог. Что касается композиции, то жанровый характер ее был также определен автором, тем порядковым номером, который был поставлен им. И потому трудно утверждать, что хронология играла основную роль.

Традициями изданий просветительского типа следует объяснять и наличие в издании двух специальных разделов, в которых помещены стихи, воспевающие талант поэта. Разделы эти, как и «Посвящение Государине Елизавете Петровне», открывают отдел поэтических текстов.

Особого внимания заслуживают примечания. Они, как уже говорилось, написаны самим автором, но исправлены и дополнены редактором, впервые в нашей издательской практике попытавшимся дополнить основной текст историко-литературным комментарием, рассказать читателю о замысле всех произведений, вошедших в издание, об их идее.

Кроме того, в комментарий был введен целый ряд ссылок на произведения и авторов, под влиянием которых появились те или иные строки поэта, поэтические аналогии, указания на вероятное творческое переосмысление отдельных мест и сюжетов классических произведений античной и новой западной литератур, так же как и авторские разъяснения конкретных исторических фактов, деталей из старого русского быта, которые не только расширяют значение проделанной работы, но и сегодня, через 200 с лишним лет, придают ей известную научную, историко-литературную ценность.



Все примечания помещены на той же странице, что и строки, к которым они относятся, и занимают в издании примерно втрое больше места, чем сами стихи. И это не случайно: имеющая основное значение просветительская, толковательная цель комментария заставляла рассматривать его в качестве элемента, равнозначного основному тексту, так как он в одинаковой с ним степени воспитывал и просвещал читателя.

Нет сомнения, что обилие примечаний, методика их написания, стремление к однозначному и окончательному объяснению каждого слова поэта были следствием традиций толкования церковных и богословских текстов. К такому же пониманию проблемы редактора подводило и состояние методов изучения античной и древних литератур, требование обязательного всестороннего разъяснения спорных, так называемых «темных мест» в произведениях древних авторов. Подобные разъяснения считались к тому же обязательным и при цитировании или пересказе. Изложенный материал позволяет сделать следующий вывод: хотя комментарий «Сатир...» в значительной степени и содержит в зачаточном виде характеристики комментария изданий научного типа, но по основным своим параметрам, он все же просветительский.

 

Принципы текстологической подготовки изданий классических произведений в русской эдиционной практике первой половины ХIХ века

Перерыв, вызванный реакцией 90-х годов XVIII столетия и затормозивший развитие всех сфер издательской деятельности, отрицательно отразился и на эдиционной практике страны, подготовке изданий классических текстов.

Не исправляло положения и первое текстологически подготовленное издание XIX в. - собрание сочинений М.В. Ломоносова 1803 года, которое во всех отношениях было точной копией трехтомника 1778 года. Исправления, которые упоминаются в его заглавии, были немногочисленными и малозначительны. Скорее - своего рода, устранением отдельных опечаток и неточностей, т.е. корректорской, а не редакторской и не текстологической правкой.

Важнее, впрочем, что первое же русское текстологически подготовленное издание выпущено на основе и по образцу единственного в XVIII веке многотомника, принципиально дифференцировавшего читательский адрес и ставившего перед собой не только просветительские, но и научные цели.


В том числе и задачу установления текста. Важно потому, что до издания 1803 года принципом выбора основного текста было воспроизведение первой публикации, и канон этот нарушался лишь трижды: при выпуске так называемого академического собрания сочинений М.В. Ломоносова, десятитомника А.П. Сумарокова и трехтомника 1778 года. Но издания эти, наряду с просветительскими решали также и научные задачи. Чем, в конечном итоге, и объясняется нарушение традиций. Сейчас же речь идет о том, что составители первого русского просветительского собрания сочинений XIX в. сознательно отказались от принципа воспроизведения первоначальных редакций, построив многотомник на основе посмертного и, что особенно важно, текстологически подготовленного трехтомника.

И потому не будет ошибочным утверждение, что прежний эдиционный принцип не имел уже столь всеобщего значения и не был единственной и общепризнанной нормой. И это не случайно. К началу XIX столетия русская наука о литературе качественно изменилась, как, впрочем, и сама эта литература. Все большее значение получали научные, историко-литературные методы исследования, а классицизм и «Теория трех штилей» перестали быть определяющей эстетической нормой. И хотя преобладающей потребности в изданиях современных типов их еще не существовало, ограничиться только традиционными просветительскими изданиями было уже нельзя. Ярким подтверждением тому служит рецензия В.Г. Анастасевича на сочинения и переводы И.Ф. Богдановича, вышедшие под редакцией одного из крупнейших деятелей русской книги П.П. Бекетова.

В этом шеститомнике последовательно соблюдался эстетический принцип, определявший все его типологические особенности: методы выбора и подготовки текста, композицию, состав. П.П. Бекетов включил в него лишь лучшие, по его мнению, произведения поэта, категорически отвергнув остальные. Даже разыскав в журналах несколько стихотворений, не входивших в прижизненные издания, он отказался от их публикации: «... Перебирая некоторые старинные журналы, я нашел несколько пиес, писанных г.


Богдановичем еще в молодых его летах, которые он, издавая после того небольшое собрание своих сочинений под названием «Лира», не поместил в оном, а по сей причине я не осмелился их напечатать, как произведения, не признанные самим автором... но сей недостаток заменяется множеством еще непечатанных пиес, полученных мною от почтенного его родственника и которые составляют с лишком два тома».

Дело все же не в эстетическом принципе, а в том, что наука о литературе тех лет в своем развитии не достигла еще уровня понимания необходимости полного специального исследования истории формирования и развития творчества автора. Но, говоря о том времени, трудно себе представить, что так мог поступить издатель сочинений Ломоносова, например. Причина, впрочем, не в имени и значении автора. Сущность эстетического принципа отбора тогда уже принципиально изменилась. Прежде он ограничивал состав издания произведениями, наиболее значительными с общественно-политической или эстетической точек зрения, из числа изданных или опубликованных самим писателем. Теперь даже просветительские издания допускали включение в них произведений, оставшихся в рукописях, отрывках или впервые публиковавшихся после смерти писателя.

Причина, как думается, объективная. Она состоит в художественной слабости найденных стихотворений. Напомним, что и в наши дни юношеские произведения - обязательный элемент состава лишь в академических и научных изданиях.

Шеститомник же 1809-1810 гг. был обычным просветительским или, как их тогда уже называли, изящным изданием и никаких научных целей (даже сбора произведений) перед собой не ставил.

Открывала его большая вступительная статья популярного, просветительского характера - «Биографические известия о И. Богдановиче», написанная Н.М. Карамзиным. Лучшее произведение поэта «Душенька» занимало весь первый том. Точнее - 175 его страниц. Остальные 180 содержали разночтения текста поэмы и комментарии к ним. П.П. Бекетов не только дал последнюю, третью, редакцию поэмы в качестве ее основного текста, но и сличил три из шести изданий «Душеньки», существовавших в то время и, «выписав все перемены, сделанные автором, приложил их в конце самой повести».


До этого случая публикации столь полного и детального свода всех известных редакций, вариантов, разночтений текста произведения новой русской литературы наша текстологическая и издательская практика еще не знали. В издании не отражена, и это весьма показательно, лишь первоначальная, ранняя редакция поэмы, известная по книге «Душенькины похождения, сказка в стихах» 1778 года. А между тем, именно ее, в соответствии с традициями просветительских изданий, редактор должен был воспроизвести в первую очередь. П.П. Бекетов даже не упоминает издание Каменского.

Пять следующих томов построены в строгом соответствии с традициями эдиционной практики ранних русских просветителей: II том - «Оды и стихи», III том - «Пословицы», IV том - «Пьесы», V том - «Проза», VI том - «Статьи, письма. Нравоучительная проза».

Здесь уже нет никаких вариантов и разночтений, отсутствует комментарий. Не соблюдается хронология, а произведения расположены по принципу: «Богу, царю, отечеству, людям». Отсутствует и единый последовательно проводимый метод выбора основного текста. Часть стихотворений помещена здесь в первой редакции (оды, например), часть - в последующих, причем в обоих случаях источник и дата публикации не указывались.

Речь, по существу, должна идти о попытке компромиссного объединения двух качественно различных методов текстологической подготовки. Просветительский метод при этом соответствовал особенностям творчества И.Ф. Богдановича. Сторонник «Теории трех штилей» поэт строго придерживался ее канонов и соответствующим образом размешал произведения в своих прижизненных сборниках. Так, например, он широко использовал в низких жанрах, прежде всего в лирике, разговорную, простонародную лексику, лирические стихотворения располагал в соответствии с тематикой, возвышенностью предмета описания. И с этим обстоятельством П.П. Бекетов не мог не считаться. И потому сочетание просветительского и научного принципов в подготовленном им издании, дополнение этого сочетания полным составом произведений - неудивительно.



И в таком смысле не имеет значения, что объективно шеститомник не был полным, на что указывал еще В.Г. Анастасевич, предлагая выпустить дополнительные тома, и этим исправить положение. По существу, рассматриваемое издание стало вторым русским полным собранием сочинений, во многом построенным еще на основе эстетического принципа отбора и расположения произведений.

Но, руководствуясь старыми текстологическими методами, П.П. Бекетов вынужден был дополнять их элементами, приемами и методами, разработанными для изданий иного - научного - типа. Однако если десятитомник А.П. Сумарокова был изданием, точно отражающим высший уровень современной ему науки о литературе, то буквальное повторение принципов его подготовки в начале XIX столетия, было уже ошибкой, т.к. за прошедшие годы русская литература, наука о ней качественно изменились. Любая другая известная в то время методика подготовки изданий классических текстов по отношению к собранию сочинений И.Ф. Богдановича привела бы к более серьезным ошибкам, но эдиционные принципы П.П. Бекетова вызвали критику современников. При этом отмечалось, что если эстетический принцип издания Н.И. Новикова позволил, выделив лучшие произведения И.Ф. Богдановича, подчеркнуть их роль и значение в творчестве поэта, привлечь к ним внимание читателей, то, отбрасывая вообще или перенося в другие разделы все несущественное, малозначительное, издатель неминуемо разрушал бы подлинную историческую картину творчества художника, создавал бы у читателя ошибочное впечатление, что после ряда прекрасных стихотворений, поэт написал вдруг произведения слабые, малозначительные, подражательные. Кроме того, позволяя располагать произведения по жанрам, объединять их в соответствующие разделы, эстетический принцип разрушал бы органическую связь между произведениями различных жанров. Это могло привести к тому, что произведения, близкие по мысли, настроению, языку, литературным и стилистическим приемам, оказались бы разделенными, разбросанными по различным разделам и даже томам.


Требование обязательного выделения на первый план произведений, наиболее важных с точки зрения эстетической теории классицизма, не учитывало, да и не могло учитывать, индивидуальность художника, значение этих произведений в его наследии. Включение каких бы то ни было вариантов, редакций, разночтений, без знания которых нельзя реконструировать историю создания произведений, формирование их замысла и текста, просветительский принцип отвергал, т.к. они, «ухудшая» якобы законченное по его форме, содержанию и тексту произведение, допускали возможность двоякого чтения и понимания.

Таким образом, к началу века проблема деления изданий на типы по критерию целевого назначения и читательского адреса была поставлена уже и в теоретическом плане, и в практическом, хотя ни теория, ни издательская практика тех лет не могли еще указать качества и характеристики научных изданий, систему приемов и методов расположения произведений, включаемых в них. И потому крупнейший русский библиограф начала XIX века мог лишь высказать суждение о необходимости выпуска научных изданий, но не имел возможности описать принципы, приемы и методы их подготовки.

В 1816 году вышел в свет четвертый и, как тогда считали, последний том сочинений Г.Р. Державина. Пятый том был выпущен у Плавильщикова, хотя и в том же 1816 году, но первоначально не планировался. Пятитомник этот был, по существу, лишь авторским сборником, о котором сам поэт писал: «Наконец, исполняя обещание мое почтенной публике, издаю четыре части моих сочинений. Последнее же побудило меня поспешить сим изданием: с одной стороны, чтоб удовлетворить нетерпеливому ожиданию тех, которые особую делают мне честь желанием иметь у себя поскорее мной написанное; а с другой стороны, чтобы обнаружить те погрешности, которые в письменных вкрались, или в печатных, совсем не мной писанных, несправедливо под моим именем рассеянных». Издание это, однако, было испорчено редактированием и цензурой.

Сборниками произведений, случайно подобранных, неряшливо отредактированных, расположенных без всякой разумной системы, были и такие издания тех лет, как «Творения М.


Хераскова, вновь исправленные и дополненные» 1807-1812 годов; собрание сочинений и переводов Д.И. Фонвизина в двух частях 1829 года; собрание сочинений Д.И. Фонвизина 1830 года.

Но, несмотря на все недостатки, в том числе и грубейшие искажения текста, ничем не оправданную правку его, книги такого рода были первыми попытками подготовки и выпуска изданий, предназначенных специально для широких слоев неподготовленных читателей.

Коммерческие издания классиков того времени были вызваны к жизни появлением новой категории демократических читателей, с потребностями и вкусами которых уже нельзя было не считаться. Культурный уровень их был ниже того, на который прежде ориентировались передовые русские издатели. Образование, получаемое представителями привилегированных слоев дворянства в семье, закрытых пансионатах, лицеях, училищах, в национальных или заграничных высших учебных заведениях, было несравнимо с тем, которое было у основной массы мелкопоместных и служилых дворян, не говоря уже о чиновниках, мещанах, купцах. Неудивительно, что к книгам вообще, изданиям произведений классиков - в частности, читатели такого рода предъявляли принципиально иные требования, чем профессиональные литераторы, ученые, разночинная и дворянская интеллигенция.

Так, старый эстетический принцип окончательно перестал удовлетворять не только составителей изданий научного характера, но и коммерческих издателей. О полном отказе от него, конечно, еще не могло быть и речи, поскольку он по-прежнему определял все наиболее общие принципы подготовки, но и слепо следовать его канонам было уже нельзя: слишком неоднородные требования предъявляли к изданиям различные категории читателей, а эстетический принцип просветителей подразумевал единство интересов, единство оценки. В первую очередь отказ от старых традиций проявился в практике отбора произведений. Коммерческим издателям необходимо было отразить в издании те из них, которые, безусловно, понравятся читателю из народа - горожанину, купцу, будут ему интересны и доступны по цене.


Требования эти и привели к тому, что в порядке вещей стали «исправления» и «переделки» классических текстов, их «подгонка» под требования и вкусы неподготовленных читателей. У Хераскова, например, по этой причине были «исправлены» не только отдельные слова, но и переделаны целые строфы. В коммерческих изданиях полностью отсутствовала какая бы то ни было разумная система отбора и подготовки, а в тексты внесена масса «улучшений» и «исправлений».

Сказанным, в то же время, объясняется и то, что требование полноты состава, сторонниками которого были В.Г. Анастасевич и другие библиографы, неоднократно оспаривался в печати. Так, собрание сочинений А.Н. Радищева в шести частях, выпущенные в 1807-1811 годах, в которое наследники включили все известные произведения писателя, подверглось критике в «Цветнике» А. Измайлова и А. Беницкого, требовавших принципиального отказа от подобного решения проблемы состава и настаивавших на последовательном осуществлении эстетического отбора, как на единственно правильном, но уже не с точки зрения формальных требований классицизма, а художественной значимости.

Все это стало возможным и по той причине, что, в отличие от медиевистики с ее сложившимися к тому времени принципами научной подготовки изданий произведений древней литературы, теории текстологической подготовки текстов произведений новой русской литературы все еще не существовало. И если изучение и издание текстов древних памятников уже, как правило, осуществлялось достаточно квалифицированными специалистами, выпуск произведений писателей-классиков по-прежнему находилось в руках частных лиц, подчас не думающих о литературе или не имеющих необходимых знаний. Известно же, что решение Академии наук об издании произведений новых русских писателей, принятое в 1813 году не только носило половинчатый характер, но и не было выполнено. По названным выше причинам, редакторские вмешательства в авторский текст стали чуть ли не общепринятой нормой, хотя за несколько лет до того были фактами, скорее, исключительными и совершались по иным обстоятельствам.



Но все это, однако, не доказывает, что издания рассматриваемого рода относились к качественно новому типу, т.к. в них все еще невозможно выделить сколько-нибудь общие принципы подготовки, иные, чем изданий просветительского типа, а стихийно накапливаемые в них характеристики, отличные от параметров просветительских изданий и потому не позволяющие говорить о них как об относящихся к просветительскому типу, были еще не только случайными, но и рассеянными по различным изданиям. В некоторых из них, например, можно столкнуться и с вариантами, разночтениями, даже редакциями, но лишь в отдельных, подчас ничем не оправданных случаях. Так, при прочих равных условиях и без всякой системы редакции одних произведений могли быть помещены в основном тексте, других - даже не входить в комментарий. Воспроизведение первых редакций без всякой видимой на то причины, могло сочетаться с последними или промежуточными, с вариантами, ничего общего с подлинным авторским текстом не имеющими. Текст, кстати, нередко воспроизводился по одному и наиболее доступному источнику, безотносительно к его качеству. Искажения, ошибки, неточности кочевали из одного издания в другое, дополняясь новыми.

Таким образом на практике шел стихийный процесс возникновения и развития характеристик научно-популярных изданий, появившихся в 40-50 годы XIX столетия, без всякого предшествующего формирования их. 1815-1817 годы вообще знаменательны началом полемики между сторонниками нового литературного направления и защитниками традиционных форм, влияние которой на дальнейшее развитие литературы и науки о ней переоценить трудно. В ходе этой полемики критически рассматривалось творчество всех крупнейших представителей русской литературы, переосмыслялась и обобщалась ее история. В результате вышла работа Н.И. Греча «Опыт краткой истории русской литературы», вокруг которой сразу вспыхнули новые, еще более жаркие споры. Следует подчеркнуть, что эта работа была первым опытом обобщения истории нашей литературы, т.е. трудом историко-литературным.



Серьезные литературоведческие и историко- литературные работы обобщающего характера публиковал и альманах «Мнемозина», выходивший под редакцией В.Ф. Одоевского и В.К. Кюхельбекера. Еще большее значение имела «Литературная газета», выпускаемая А.А. Дельвигом в 1830-1831 гг. при непосредственном участии А.С. Пушкина.

В развитие русской науки о литературе, становление в ней исторического принципа А.С. Пушкин внес значительный вклад. Его литературоведческие и критические высказывания, рассыпанные по письмам, статьи и пародии, обе статьи о Радищеве опубликованы лишь после смерти поэта. Но до того они были широко известны в списках и оказывали влияние на критику и науку о литературе тех лет.

На начало XIX в. приходится и творчество таких литературных критиков, как Б.П. Боткин, В.Н. Майков, Н.И. Надеждин, Н.А. Полевой и т.д. Нельзя недооценивать и значение множества мелких статей, высказываний, постоянно появляющихся в различных журналах и газетах тех лет.

А в 1834 году в Московском университете была создана первая кафедра истории русской литературы.

Естественно, что к 30-м годам XIX столетия историко-литературный принцип построения русских научных изданий был достаточно признанным, реализовался в них, предполагая уже обобщающий исторический характер отражения наследия автора, всестороннее исследование его творчества. Сказанному, казалось бы, противоречит тот факт, что во второй половине XIX века в изданиях классического текста появятся такие важные признаки, как хронологическая композиция, элементы критики текста, освещение истории его создания и публикации. Ни один из этих признаков не был развит или четко намечен в предшествующих многотомниках. Однако речь здесь идет лишь о новом, более высоком уровне развития науки, о более совершенных методах реализации прежней идеи, а не об ее изменении.

30-е годы - то время, когда в нашей науке о литературе безраздельно царило так называемое библиографическое направление, считавшее первоочередной задачей науки сбор и предварительную систематизацию максимального числа произведений письменности и печати, определение границ творчества автора, произведений, составляющих его.


Тогда, с точки зрения науки о литературе, тенденций ее развития, идеальным вариантом издания должны были считаться полные собрания сочинений, т.к. они позволяли освещать творчество писателя не только в целом, во всей его полноте, но и в деталях. И потому историко-литературный подход в те годы неразрывно сочетался с библиографическим методом. Но библиографический подход не предполагал еще необходимости всестороннего анализа. Естественным ограничением состава таких изданий был отказ от приведения в них сводов редакций, вариантов, разночтений. Исключение делалось лишь в редких случаях и только для отдельных, наиболее значительных произведений или для тех, варианты и редакции которых были в прижизненных изданиях, а конечный - в них отсутствовал, отражаясь частично. В систематизации и обобщении этих материалов, включении их в состав издания внешне все еще были заинтересованы лишь отдельные исследователи творчества автора и историки литературы, хотя развитие науки, появление профессиональных писателей, специалистов-литературоведов, историков литературы и культуры, теоретиков искусства все настойчивей требовало изучения текста. Речь, конечно, идет об особенностях развития основного метода науки тех лет, формировании в ней историко-эстетического подхода, об истории и теории поэтики, их влиянии на практику искусства, литературы, а через нее - и книжного дела, формирование в нем изданий новых типов, их качеств и характеристик, принципов эдиционной подготовки. В конечном итоге, речь шла о тенденциях исторического процесса, которые еще не преобладали со всей очевидностью, но оказывали уже решающее влияние.

Необходимость изучения истории текста подкреплялась и достижениями медиевистической текстологии, опытом установления текста древних памятников как в европейской, так и в русской науке, объективной потребностью в освоении творческого наследия крупнейших национальных писателей, ученых, философов, общественных деятелей, развитии национального литературного языка, профессиональном обучении мастерству литератора.


Таким образом, это было практическим решением проблемы формирования единого национального сознания и эффективной системы национальной коммуникации в России.

Но в теории отсутствовал единый, общепризнанный научный метод выбора основного текста и принципы интерпретации этого метода в практике эдиционной и редакционно-издательской деятельности, что объективно тормозило процесс, определяло стихийность его развития. И потому издатели тех лет все еще с равным основанием могли по собственному усмотрению остановить свой выбор на первой, последней или промежуточной редакции произведения. В пользу одной говорили традиции просветительских изданий, предшествующий опыт, успехи медиевистики, в защиту других - все более утверждающееся понятие авторской воли, пример лучших изданий классических текстов последних лет. На практике вопрос каждый раз решался заново, вызывал стремление к поиску компромиссных решений - помещении в изданиях лишь части разночтений, отражению в них наиболее важной авторской правки.

Итак, библиографическое направление науки о литературе того времени, подняв уровень текстологической подготовки классических произведений, приблизив его к научному, тормозило дальнейшее развитие эдиционной теории и практики рассматриваемого периода. И причина состоит еще и в том, что при существовавшем тогда понимании задач науки состав и подготовка изданий, призванных удовлетворять ее потребности, по существу, еще во многом совпадали с составом и подготовкой текстов в изданиях популярных (массовых), в лучшем случае - научно-популярных. В обоих случаях можно было ограничиться лишь включением самих произведений без истории их создания. Совпадал в значительной степени и читательский адрес. В частности, именно поэтому из всего эпистолярного наследия автора, как правило, выбирались письма, имевшие непосредственное отношение к литературе, или те, что прямо характеризовали отдельные моменты его творческой биографии. По тем же причинам комментирование сводилось к пояснениям отдельных слов и выражений, имен, исторических событий, фактов, смысла, сравнений.


Хронологический принцип построения композиции и размещения произведений, несмотря на библиографический метод, не имел еще определяющего значения, хотя полнота состава законченных произведений уже предполагалась. Немногие исключения лишь подтверждают это, т.к. ни одно из них не может быть рассмотрено как пример последовательной реализации хронологического подхода. Более того, и все жанрово-хронологические структуры изданий тех лет - результат компромиссного решения, уступка традиционным и новым требованиям, а не принципиальное решение. Хотя объективно, с точки зрения истории издательского дела и текстологии, жанрово-хронологическая композиция - несомненный шаг вперед по сравнению с эстетической или жанрово-эстетической в том понимании их сущности, которая была характерна для поэтики классицизма. В более поздних изданиях объективный смысл жанрово-хронологического построения был постепенно переосмыслен в качестве приема научной популяризации самого творческого наследия писателя и оценки его творчества наукой о литературе. И потому жанрово-хронологический порядок расположения произведений автора стал основным в научно-популярных (научно-массовых) изданиях, текстологическим принципом их построения, критерием уровня научной популяризации, его отражения и фиксации в издании.

В рассматриваемый период расслоение первоначально единого типа изданий классических текстов шло одновременно в следующих направлениях: развитие изданий научного, научно-массового (научно-популярного) и массового (популярного) типов.

Показательным примером развития массового типа служит принцип подготовки обоих прижизненных изданий стихотворений Александра Христофоровича Востокова. Двухтомник «Опыты лирические и другие мелкие сочинения в стихах», вышедший в 1805-1806 годах, имел «образцовый состав» - в него вошли лишь лучшие поэтические произведения автора. В традициях старых просветительских изданий написан и комментарий, имеющий типично общеобразовательный, толковательный характер.

Второе издание: «Стихотворения» А.


Востокова 1821 года в трех томах, как и первое, было прижизненным, но рассматривалось автором уже как итоговое, каковым оно фактически и стало. Он тщательно занимался исправлением тех из них, которые казались ему достойными сохранения, чтобы представить их читателям. Стихотворения были расположены по хронологическому принципу.

Трехтомник этот крайне важен для нас. Подготовленный крупнейшим русским ученым-филологом (историком русской литературы, изучавшим древние ее памятники, поэтику, стихосложение, лингвистом, заложившим основы сравнительного славянского языкознания, исследования которого, став классическими, сохранили научную ценность до наших дней), он предельно полно выразил те требования, которые уже предъявляли к подобным изданиям литературоведы. А поскольку трехтомник был прижизненным и целевое назначение его понималось как задача популяризации творческого наследия поэта, т.е. изданием массового (популярного) типа, есть все основания говорить о тех объективных изменениях, которые к моменту его выхода произошли в типологических характеристиках и качествах русских изданий.

Этот трехтомник - полное собрание поэтических произведений, т.е. сборник, в который вошли почти все стихотворения поэта. Структура его - строго хронологическая, отражающая творчество автора в соответствии с требованиями историко-литературного метода.

Сказанное позволяет утверждать: хронологическую или жанрово-хронологическую композиции изданий XVIII столетия следует рассматривать в качестве одного из определяющих признаков того, что выпуск издания с такой композицией предполагал решение прежде всего научных проблем. Но с начала XIX века композиции этих видов становились обычными для научно-популярных (научно-массовых) и для массовых (популярных) изданий. Аналогично обстояло дело и с полнотой состава: популярное (массовое) издание могло быть полным, но полным для популяризации авторского наследия, а не специального научного исследования.

В 1830 году в Москве под редакцией П.П. Бекетова вышло полное собрание сочинений Д.И.


Фонвизина в четырех томах. Четырехтомник 1830 года по праву занимает исключительное место в истории русской текстологии. За 19 лет до его появления В.Г. Анастасевич высказал мысль о необходимости дифференциации изданий на типы но еще не смог указать их признаки. Некоторые исследователи утверждали, что догадка эта почти на полвека опередила естественный ход событий. Однако В.Г. Анастасевич лишь констатировал, перевел в теоретический план проблему, заявившую о себе на практике и объективно изменившую типологию отечественных изданий классических текстов, их эдиционную подготовку. Более того, несмотря на всю двойственность и размытость характеристик подобных изданий того времени, вопрос практически стоял уже о научно-популярных (научно-массовых) и популярных (массовых) изданиях, их качествах и принципах редакционно-издательской подготовки.

Иной смысл имел фонвизинский четырехтомник 1830 года. Задуман он, казалось бы, как обычное просветительское издание, не ставящее перед собой специальных исследовательских целей. И все же замысел его гораздо шире и сложнее. Одно из основных достоинств его - почти исчерпывающая полнота состава, на которую указывали еще современники и сам издатель. «Долго старался я собрать по разным старинным журналам сочинения Дениса Ивановича и успел, наконец, составить из них, вместе с полученными от господ наследников рукописями четыре тома».

В издании, правда, нет двух важнейших публицистических трактатов писателя: «Краткого изъяснения о вольности французского дворянства и о пользе третьего чина» и «Рассуждения о истребившейся в России совсем всякой формы государственного правления и от того зыблемом состоянии как империи, так самих государей». Но они не могли появиться по причинам чисто политическим.

Анализ изданий рассматриваемого периода показывает, что стремление к исчерпывающей полноте состава художественных произведений автора было органически присуще лишь изданиям, ставящим перед собой научные цели. Теперь очевидно, что вывод этот правомерен только для первого этапа выпуска русских изданий, прошедших текстологическую подготовку.



Решение проблем исследовательского, научного порядка должно было соответствовать новому состоянию науки о литературе как области знания. Основное же для того времени библиографическое направление ее развития, предполагало уже необходимость публикации всех известных произведений писателя, но еще не вариантов, редакций, разночтений, не построение их свода и послойного расположения в нем произведений.

И все же в науке тех лет полнота характеристики наследия писателя все еще понималась как степень полноты отражения его литературного наследия, а не обобщение и систематизация его. Неудивительно, что требование полноты состава чаще распространялось на издания массового типа, на те из них, что были промежуточными, содержали в себе характеристики научных изданий. Тем более что и само понимание смысла популяризации в то время уже изменилось, дополнившись задачами популяризации научного знания.

И потому, говоря о полноте состава четырехтомника Д.И. Фонвизина под редакцией П.П. Бекетова, нельзя назвать одну конкретную причину, определившую его состав. Было бы ошибкой и однозначное определение его читательского адреса. Он двойственен: предполагает как читателя, профессионально изучающего литературу, так и ее рядового любителя.

Значительную часть II и IV томов издания занимают письма. Публикация их подкреплялась традициями лучших отечественных многотомников. Поэтому, вероятно, П.П. Бекетов не считал нужным подробно обосновывать причину их включения в состав собрания и лишь коротко пояснил: «Может быть, некоторым из читателей слог писем Дениса Ивановича, помещенных во второй части, а особливо писанных им к сестре его Ф.А.И., покажется не слишком выработанным..., нами же помещены они в сем собрании потому, что содержание их довольно занимательно».

Отметим, что до 1830-го года все публикации эпистолярного наследия состояли из писем, имеющих непосредственное отношение к литературе, затрагивающих факты ее истории, эпизоды творческой жизни писателя, его творческие планы, обстоятельства их реализации.


Единичные отступления от этого правила все еще рассматривались как недостатки состава издания, небрежность отбора произведений. Бекетов же сознательно опубликовал не выжимки из эпистолярного наследия, а все известные ему письма писателя. Публикацию эпистолярного наследия Д.И. Фонвизина в издании, характеризующем его творческое наследие, составитель считал уже настолько важной, что выделил произведения этого жанра на первый план, поместив их сразу за двумя крупнейшими произведениями писателя - «Недорослем» и «Бригадиром».

Одна из важнейших причин подобного новаторского отношения заключалась в том, что эпистолярный жанр стал основной надцензурной формой литературы, позволяющей свободно высказывать свое истинное отношение к событиям, происходящим в стране, политические и эстетические взгляды. Письма стали важнейшей составной частью творческого наследия. И следовательно, исторически закономерно, что именно в 30 - 40-е годы XIX века эпистолярный жанр превратился в неотъемлемую часть состава русских научных изданий. Это принципиально новое понимание проблемы впервые получило отражение в четырехтомнике Д.И. Фонвизина. Существовали, конечно, и другие причины. Значительное влияние оказывал опыт развивающейся русской археографии, библиографические тенденции науки о литературе, традиции классической европейской филологии, ее методы изучения письменных памятников, в частности творчества классиков Аттики и Древнего Рима.

Итак, в отличие от предшествующих традиций просветительских многотомников популярной формы П.П. Бекетов декларирует необходимость включения в собрание сочинений всех известных ему произведений писателя, кроме юношеских «проб пера» и тех, атрибуция которых была неоднозначна. Иначе говоря, уже к 1830 году требование исчерпывающей полноты состава было не только высказано в теории, но и получило выражение в практике текстологической деятельности, принципах определения состава издания. И сделано это было в одном из лучших изданий классических произведений, ставящем перед собой задачи популяризации творчества писателя, научную оценку его наследия и сохранившем это свое значение до наших дней.



Однако П.П. Бекетов отказался от включения в состав четырехтомника некоторых произведений, атрибуция которых была в то время спорной. Это, в известной степени, есть следствие осторожности, боязни ошибок, желания отмести все сомнительные и недостоверные тексты. Не вошли в это издание и все переводы басен, уже трижды издававшиеся, перевод одной из наиболее известных трагедий Вольтера, хотя их атрибуция и тогда не вызывала никакого сомнения, а художественная ценность была очевидной. Дело в том, что наука о литературе тех лет не относила переводы к числу авторских произведений. Не считают их оригинальными, впрочем, и в наше время. Хотя, если речь идет о переводах такого уровня, утверждение это достаточно спорно.

Во времена же П.П. Бекетова обстоятельство это усугублялось еще и тем, что библиографический метод не предполагал изучения истории творчества писателя, нередко сужал проблему до задачи отражения изданных текстов, т.е. произведений наиболее известных, общепризнанных. Влияние традиционного эстетического отношения к наследию писателя ограничивало полноту состава рамками тех из них, в которых талант художника выразился наиболее самобытно и полно. Указанной причиной в значительной мере объясняется и все еще существовавшее стремление делить произведения писателя на главные и второстепенные.

В эдиционной практике тех лет и без того серьезное противоречие двух основных принципов подготовки изданий усугублялось еще и влиянием эстетического принципа, отличительной чертой которого, как уже говорилось, был также отбор лучших, образцовых произведений. Естественно, что влияния этих причин не избежал и П.П. Бекетов, сознательно отказываясь от включения всех ранних, подражательных произведений Д.И. Фонвизина. А учитывая вторую, просветительскую, задачу четырехтомника, его широкий читательский адрес, подобное решение следует считать правильным, по крайней мере оправданным. Но при том несовершенстве методов литературоведческого анализа, прежде всего критики, научные основы которой находились в стадии становления и начальной разработки, реальной была опасность, что в число произведений подражательных, неоригинальных неизбежно попадут переводы.


Напомним, что и переводы Василия Андреевича Жуковского тогда еще нередко рассматривались в качестве произведений подражательных.

Научные цели рассматриваемого издания со всей убедительностью подтверждает его структура. Готовя четырехтомник, П.П. Бекетов полностью отказался от всех существовавших в его время композиций, канонов и принципов их построения. Отдельные элементы и признаки подобного понимания проблемы были характерны еще для собрания сочинений И.Ф. Богдановича. Именно они позволили нам говорить об этом шеститомнике как о полном собрании сочинений, характеристики которого во многом были уже признаками современных научно-массовых (научно-популярных), массовых (популярных) изданий, хотя в нем еще преобладали качества просветительского типа, эстетического принципа эдиционной практике. Но если тогда П.П. Бекетов пытался создать новую структуру посредством частичных изменений, перестановок, дополнений отдельных элементов старого метода, традиционного подхода, то теперь он не остановился перед коренной ломкой самих основ.

Открывалось издание «Недорослем», за ним следовал «Бригадир», которые и занимали весь первый том, а все стихотворения помещены в последних томах. Д.И. Фонвизин вошел в историю нашей литературы не как поэт, а как первый драматург, автор двух лучших русских комедий XVIII века, писатель-сатирик. Структура издания подчеркивает именно это. Чтобы добиться подобного соответствия, издателю потребовалось не только отбросить каноны эстетического принципа, начав многотомник с прозаических комедий, но и перенести стихи в последний (четвертый) том, подчеркнув тем самым их второстепенное значение в творчестве автора. По той же причине ценнейший биографический материал - «Письмо из Франции» и «Письма из Путешествия» (без них не могло быть и речи о полном и правильном освещении личности писателя) были поставлены в начале второго тома. Чтобы не разрушать единства обоих циклов, письмо к Я.Я. Булгакову дано отдельно, как бы завершающим раздел. Его публикация интересна и тем, что в издании, наряду с обычным печатным текстом, был воспроизведен автограф, чего до сих пор не делалось ни в одном из изданий произведений новой русской литературы.


П.П. Бекетов прямо и недвусмысленно утверждал: сделано это для того, чтобы познакомить читателей с почерком писателя. При этом не подразумевались проблемы литературоведческого исследования и вопросы текстологического анализа, причина публикации - простое подражание археографическим изданиям письменных памятников. Но идея публикации автографа вытекала из научных задач, была логическим следствием нового понимания роли и значения эпистолярного жанра, одним из итогов последовательно проводимого научного, литературоведческого принципа решения проблем состава и композиции многотомника.

То же стремление редактора с предельной полнотой и точностью осветить все особенности творчества писателя, научный, литературоведческий подход к построению композиции лежит в основе и всех остальных томов. В этом отношении издателя трудно в чем-либо упрекнуть даже с современной точки зрения, настолько логично и продумано предложенное им решение.

Третий том продолжал автобиографическую линию, начатую письмами. 0н открывался «Чистосердечным признанием в делах моих и помышлениях» - этой детальной авторской летописью жизни и творчества. Таким образом, первая половина собрания давала читателю полное и правильное представление о Д.И. Фонвизине как драматурге и писателе, характеризуя наиболее важные стороны его творческой деятельности. Столь же выпукло и точно рисует она личность автора, до мельчайших деталей освещает его жизнь и творческий путь, раскрывает замысел почти всех произведений, историю их создания, прототипы основных героев, факты реальной жизни, положенные в основу отдельных сцен и эпизодов.

Но характеристика была бы неполной, если бы издание не отразило общественную, публицистическую и журнальную деятельность Д.И. Фонвизина. Эта линия возникает параллельно первой, еще в «Чистосердечном признании...», которое и служит своеобразной границей между ней и отражением художественного наследия. А в следующем разделе третьего тома она становится основной, ведущей. Здесь журнальные, сатирические и публицистические работы Д.И.


Фонвизина, объединенные под общим названием «Друг честных людей или Стародум», представлены с такой исчерпывающей полнотой, что расширить их состав удалось лишь незначительно. Завершается раздел воспроизведением печатного уведомления о подписке на журнал «Друг честных людей или Стародум», которое играет роль своеобразной заставки, отделяющей наиболее важные произведения от второстепенных. Третий том заканчивается комедией «Выбор гувернера», произведением, бесспорно, не столь значительным как «Недоросль» и «Бригадир», а потому и поставленным отдельно от них. Возможно, какую-то роль сыграло и время его написания.

То явное несоответствие, что такие выдающиеся произведения публицистического жанра как «Жизнь графа Никиты Ивановича Панина», «Опыт российского сословника», «Челобитная Российской Минерве от российских писателей», а также «Вопросы» оказались во второй части издания и отделены от статей из «Друга честных людей или Стародума» комедией и письмами, объясняется, скорее, не замыслом, а причинами внешними, чисто политическими. Не последнюю роль играло мнение «философа на троне», ее оценка. Естественно, что П.П. Бекетов должен был пойти на компромисс, ради самого факта публикации столь крамольных произведений.

Необходимо заметить, что композиция строилась в строгом соответствии с выводами работы П.А. Вяземского, отражая и на практике иллюстрируя ее положения. Так структура первой половины этого издания точно соответствует оценке творчества Д.И. Фонвизина, предложенной в монографии, характерной для нее трактовке места и значения отдельных произведений писателя. Положения монографии, высказанное в ней отношение к особенностям творчества Фонвизина соотносимы и со структурой второй половины собрания. Начавшись с комедии «Выбор гувернера», помещенной, как о том уже говорилось, в конце третьего тома, издание затем знакомит читателя с жизнью и мыслями графа Никиты Ивановича Панина, т.е. с жизнью и мыслями человека, взгляды которого целиком разделял автор. Раздел писем, не вошедших во второй том, дополняет это повествование.


Вслед за ними стоят названные выше журнальные и публицистические работы, а также «Калисфен», «Размышления о суетной жизни человеческой». Наконец, стихотворения.

Теперь ясны и полный замысел четырехтомника, и четкость его структуры. Содержание в нем представляет собой как бы две концентрические окружности, и если первая половина издания дает читателю общее представление о творчестве писателя, знакомит его с важнейшими произведениями автора, то вторая, точно соответствуя структуре первой, уточняет, детализирует сложившуюся картину.

Таким образом, прямым следствием практического сочетания объективно столь различных задач и принципов подготовки изданий классических текстов, как просветительский, библиографический, историко-литературный, было качественное изменение их типологического признака, приемов его формирования. Так, если критерий эстетического отбора произведений дополнялся и уточнялся принципами историко-литературного анализа, то традиционные схемы и приемы, в свою очередь, видоизменяли, ограничивали возможности новых методов. П.П. Бекетов, например, не только отказался от включения в издание переводов Д.И. Фонвизина, но и, несмотря на свой личный опыт и традиции лучших просветительских изданий, не привел в четырехтомнике разночтений и библиографии. Не дал он и обоснования принципов выбора основного текста, истории его публикации. Отсутствует и комментарий. Нет даже вступительной статьи.

В целом, качество подготовки текста в этом издании было так высоко, что он рассматривается в качестве первоисточников, хотя в 1820-1830 годы вышло несколько изданий произведений писателя: например, полное собрание сочинений Д.И. Фонвизина 1829 года, и «Собрание оригинальных драматических произведений и переводов» Д.И. Фонвизина в трех частях 1830 года.

Подводя итог сказанному по поводу издания 1830 года, следует отметить, что в нем нашли выражение основные принципы, приемы и методы текстологической подготовки изданий современных типов, получившие дальнейшее развитие в изданиях второй половины столетия, а затем окончательно оформившиеся в советский период.


Но развитие это шло уже параллельно, в изданиях, дифференцированных на различные их типы. Или в тех из них, в которых характеристики этих типов преобладали.

Развитие методики текстологической подготовки классических текстов новой русской литературы в изданиях последней трети XVIII века

Вышедшее вслед за однотомником А.Д. Кантемира «Собрание разных сочинений в стихах и прозе Михайлы Ломоносова» 1768 года с точки зрения разработки методов и принципов текстологической подготовки интереса не представляет. Оно было почти точной перепечаткой издания 1751 года, хотя составитель и мог использовать более полный двухтомник 1757-1759 гг. Мотивы, которыми руководствовался редактор, неизвестны. Можно лишь предположить, что они были случайными, или же, что более вероятно, в данном случае проявилось влияние традиционных методов издательской подготовки текстов памятников древней литературы, характерное для нее стремление к выявлению наиболее раннего списка текста. Тенденция эта будет влиять и позже, в конце XVIII - начале XX столетий.

В современной текстологии, пожалуй, нет ни одной работы, посвященной истории возникновения и развития текстологии новой русской литературы, в которой собрание сочинений М.В. Ломоносова, изданное в трех томах Дамаскиным в 1778 году, не рассматривалось бы самым подробным образом. Такое внимание к нему не случайно. Он был подготовлен и выпущен в свет одним из крупнейших наших ученых XVIII века ректором Московской Славяно-Греко-Латинской Академии, членом Гетингенского Исторического института, крупнейшим библиографом и историком литературы, человеком с блестящим европейским образованием. Будучи близко знаком с современной ему эдиционной практикой Запада, с методикой подготовки собраний сочинений в передовых европейских странах, Дамаскин внес в свою работу новые для России тех лет методы и приемы определения состава текстологической подготовки изданий произведений писателей-классиков.

Для нас этот трехтомник интересен и тем, что он во многих отношениях представляет собой почти идеальный образец просветительских изданий конца XVIII в., т.е.


в период их наивысшего развития как типа изданий. В нем задачи образования, просвещения, науки о литературе определяют все: замысел издания, его построение, принцип отбора произведений, выбор основного текста, комментарий, учитывающий читательский адрес, а потому содержащий лишь самые необходимые сведения.

Последнее особенно важно. Дело в том, что все предшествующие текстологически подготовленные русские издания, безотносительно к другим задачам, решаемым ими, ставили перед собой, прежде всего, цель общего характера. Они должны были просвещать общество вообще, как нечто единое, т.е. не имели четкого читательского адреса. Считалось, что одни смогут получить из книги минимальные сведения, даже прочтя одни только тексты, другие просветятся, получив набор сведений, узнав новые факты, третьи найдут в ней специальные знания. Однако к 1778 году читательские интересы были уже достаточно дифференцированы, различие в уровнях образования и культуры объективно требовали выпуска изданий различных типов. И достаточно точная читательская ориентация трехтомника, подготовленного Дамаскиным, была продиктована реальными условиями русской действительности. Именно в нем впервые в нашей эдиционной практике было относительно полно реализовано единство дифференцированного читательского адреса и целевого назначения как критерия современных типов изданий.

Если издания просветительского типа предполагали первоочередное включение лучших, образцовых произведений автора, то Дамаскин стремился уже «выдать на свет все покойного Михаилы Васильевича Ломоносова сочинения». Дамаскин положил в основу первое собрание сочинений Ломоносова, расширив его состав произведениями, известными до того лишь по современной автору прессе или выходивших отдельными книгами. И такое понимание идеи состава издания принципиально отличалось от всех иных точек зрения существовавших тогда.

Другая важная особенность трехтомника состоит в том, что в нем впервые встречаются варианты и другие редакции. Отсюда и вывод: проблема включения в состав издания вариантов различного рода появилась в русской текстологии в процессе подготовки изданий, решающих научные цели, задачи специального и углубленного изучения произведения, исследования творчества писателя, а не обычную популяризацию его наследия.


О научном характере трехтомника говорит и то, что вступительная статья к нему была подробной биографией М.В. Ломоносова, перепечатанной из «Словаря о Российских писателях», т.е. из самого серьезного в то время литературоведческого труда, посвященного истории национальной словесности.

Вот почему и можно утверждать: хотя перед «Собранием...» 1778 года формально еще и не стояла задача содействия углубленному изучению литературы, фактически оно реализовала эту цель. И потому, сохранив композицию трех штилей, Дамаскин ввел в трехтомник научную прозу, выделив ее в третий том, состав которого был расширен переводами, программами лекций и другими работами писателя, имеющими научное, а не художественное или эстетическое значение. Тем самым он фактически утверждал необходимость введения в текстологически подготовленное издание всех произведений писателя, безотносительно к их жанру. Не было в издании лишь произведений эпистолярного жанра.

Трехтомник объективно был наиболее полным и качественным изданием художественных произведений М.В. Ломоносова до конца XVIII в. Отказ от просветительского принципа определения его состава, жанровое разнообразие произведений, включенных в него, стали причиной того, что трехтомник был положен в основу всех последующих изданий произведений писателя, несмотря на их ярко выраженный научный характер. Речь идет в том числе и о таких многотомниках, как полное собрание сочинений М.В. Ломоносова 1784-1787 годов и собрание сочинений 1891-1948 гг.

Что касается шеститомника Императорской Академии наук, то от издания Дамаскина он отличался лишь тем, что в нем более широко представлены научные труды Ломоносова. Есть здесь и несколько новых стихотворений, найденных в архиве. Были уточнены названия некоторых произведений и сделан ряд других исправлений, но все они не более чем частности.

Принципиальное же отличие состоит в том, что в «Собрание...» 1784-1787 гг. впервые были включены эпистолярные произведения Ломоносова. В издание однако вошли лишь письма Ломоносова, затрагивающие важные проблемы науки или искусства его времени.


Письма к Ломоносову и письма личного характера включены не были. Они появились уже в восьмитомнике 1891-1948 гг. Составители таким образом лишь довели до логического конца идею Дамаскина о необходимости публикации авторских произведений всех жанров. Историко-литературное значение обнародования авторской переписки они еще не понимали как, впрочем, и редактор рассматриваемого трехтомника.

Академический шеститомник повторил и другую принципиально новую качественную характеристику издания 1778 года - комментарий редактора, в котором содержались сведения об источниках текста всех вновь публикуемых произведений, указаны и их первые издания.

Из сказанного выше следует, что первое, хотя еще и не дифференцированное и текстуально не оформленное проявление идеи полного собрания сочинений, появилось в практике русской редакционно-издательской деятельности и текстологической подготовки изданий классических текстов в трехтомнике Дамаскина. Ибо понимание равнозначности и равноценности всех произведений автора, независимо от их конкретного содержания, тематики, назначения и жанра, признание необходимости выпуска вариантов, разночтений, других редакций, введение, наряду с эстетическим критерием отбора произведений, критерия научного отражения наследия писателя, с неизбежностью предполагало появление идеи полноты состава.

Это вскоре и произошло на практике, когда в 80-е годы XVIII столетия Н.И. Новиков задумал выпуск серии полных собраний сочинений русских писателей, основной целью подготовки и выпуска которой был сбор произведений писателей-классиков, разбросанных по разным изданиям или не публиковавшихся прежде, а также установление и исправления их текста. Замысел этот, как известно, не был осуществлен. Реализации его помешал арест и ссылка просветителя.

Из всех намеченных выпусков, а их планировалось около 70, вышло лишь 10. Один из них - полное собрание сочинений А.П. Сумарокова в 10-ти томах 1781-1782 годов.

Задачами, которые решались выпуском этого десятитомника, были сбор произведений поэта, установление их текста, обобщение, систематизация наследия А.П.


Сумарокова до уровня научной оценки его наследия в целом, с позиций качественно новых для литературоведения, истории литературы и текстологии тех лет. И, вместе с тем, это было издание, построенное еще в соответствии с просветительскими принципами отбора и расположения произведений. Несоответствие это обосновано самим Н.И. Новиковым, утверждавшим, что только те «...книги третьими, четвертыми и пятыми изданиями... печатались... которые простосердечным людям (мещанам), по незнанию ими чужестранных языков..., нравились… Напротив того, книги, на вкус наших мещан не попавшие, весьма спокойно «лежали» в хранилищах, почти вечною для них темницею назначенных»

Высказывание это не только объясняет причину двойственности целевого назначения десятитомника, но и утверждает, что к последней четверти XVIII столетия демократизация русского читателя была настолько очевидной, что издатели не могли не учитывать ее. Соответствующее влияние оказала она и на замысел рассматриваемого многотомника. Издатель, например, отказался от публикации вариантов и разночтений. Произведения, переработанные автором в значительной степени, он помещал дважды - в первоначальной и конечной редакциях. И хотя возможно, что редакции эти еще рассматривались составителем в качестве отдельных произведений, написанных на одну и ту же тему, сам факт такого понимания - явление принципиально новое в русской эдиционной практике того времени. Дальнейшее развитие оно получило уже в середине XX столетия как идея, согласно которой в массовых (популярных) изданиях возможна публикация редакций и вариантов, имеющих самостоятельную эстетическую ценность. Нельзя, впрочем, категорично утверждать, что в этом случае не сказалось влияние науки о литературе того времени, которая все еще изучала только само произведение, не касаясь истории его создания. Напомним, что исторический метод - достижение более позднего времени. Влияли, вероятно, обе причины, так как результат воздействия слишком серьезен и не соответствует тенденциям развития текстологии того периода, опыту, накопленному практикой эдиционной деятельности.


Так, все торжественные оды даны в нем в первых редакциях, хотя многие из них и были впоследствии серьезно переработаны автором.

Сказанное, однако, не относится к произведениям других жанров. В этих случаях основным текстом был его последний прижизненный вариант или публикация. Даже тогда, когда текст произведения менялся после нее. Отказался издатель и от публикации эпистолярного наследия, хотя среди произведений этого жанра было достаточно большое количество посвященных проблемам литературы и искусства, их теории и практики.

Изменена здесь и методика составления комментария. Он дан только в первом томе, но весьма подробный и продуманный. По существу перед нами реальный комментарий, отвечающий современным требованиям. В нем раскрыты лишь исторические события, имена, факты, малоизвестные широкому читателю. Поскольку рассматриваемое издание предназначалось широкому читателю, а не только специалистам, и состав художественных произведений, вошедших в него, был практически исчерпывающим, Н.И. Новиков отказался от библиографического комментария, посчитав его излишним, не нужным основной массе читателей. Если учесть библиографическое направление науки о литературе тех лет, то иное объяснение этому факту найти трудно. Та же причина привела к отказу от обоснования принципов выбора основного текста - обычному читателю оно не нужно. Кстати, несколько позже, в начале и середине XIX столетия, издатели будут не раз ссылаться на эту причину.

Еще труднее найти правильное объяснение основаниям отказа от вступительной статьи. Возможно, что научная сторона замысла издания, новое понимание задач комментария в нем, послужили причиной тому. Ибо в многотомнике такого рода она могла быть лишь популярной, упрощенным описанием биографии и творческого пути писателя.

Отсутствие текстологических задач, специального исследования истории текста, обоснования принципов выбора источников его, жанровая структура, а также влияние эдиционной практики XVIII века, традиционных просветительских подходов к решению основных задач построения рассматриваемого многотомника определило то, что полное собрание сочинений А.П.


Сумарокова в специальной литературе принято рассматривать в качестве типичного просветительского издания. Однако полнота состава (все художественные произведения, а не только лучшие, образцовые), отмеченные особенности содержания и построения комментария, включение других редакций, наряду с основной, позволяет усомниться в справедливости этого вывода. Дело вряд ли обстоит так, хотя бы уже потому, что из всего многообразия принципов построения многотомников, содержащих классические тексты, Н.И. Новиков отбирает и переосмысливает те, которые наилучшим образом отвечают задачам несколько другим, нежели чисто просветительские. Хотя нет сомнения, что именно просветительские идеи определили такую отличительную черту композиции многотомника, как соответствие ее канонам «теории трех штилей».

Первый том его начинается разделом псалмов и стихотворений на религиозную тему. Затем идут «Оды», вслед за которыми помещены «Отрывки». В их число вошли отрывки из «Тита Ливия». «Повествования Термена Тезею о смерти Ипполита», «Димитрияды», трагедий «Заира» и «Андромаха», опер и некоторые переводы. Последний раздел целиком занимает «Описание огненного представления в первый вечер нового 1760 года». Но, располагая произведения по родам, он нарушает их жанровую иерархию, переставляет внутри разделов, независимо от тематики и содержания. В одном и том же разделе, например, оказались трагедии, оперы и переводы. И, строго говоря, речь должна идти о том, что в данном случае перед нами исторически первый опыт свободной композиции, структура которой диктуется не формальными требованиями той или иной нормативной теории, не жанровой или любой другой принадлежностью произведения, а стремлением по возможности правильнее, полнее и всесторонне отразить творчество писателя, многогранность его литературного наследия. И потому внешне хаотическое построение десятитомника на самом деле строго логично. Достаточно даже беглого анализа его композиции, чтобы убедиться в этом. Здесь все наиболее значительные и важные произведения объединены в отдельные разделы, особо выделены лирика, вся драматургия, теория литературы и т.д.


В итоге разделы эти образуют как бы костяк издания (своеобразное «избранное», внутри общего «полного»), вокруг которого и группируется все остальное, менее значительное. Каждый отдельный том или два соседних полностью характеризуют определенную грань творчества поэта, все основные особенности ее. В результате издание в целом отражает его наследие с такой полнотой и точностью, которые вряд ли были бы достижимы при любой иной композиции, известной в то время. К сказанному следует добавить, что первые пять томов его содержат все основные произведения писателя, а следующие пять, точно повторяя структуру первых, включают в себя произведения менее значительные, не столь известные.

Становится ясно, что историко-литературная, а не просветительская сторона замысла многотомника предопределила такую особенность его состава, как публикация вариантов и редакций, имеющих самостоятельную художественную ценность. Без их изучения характеристика творчества поэта не могла быть полной. Для выполнения же просветительской задачи они не обязательны. Другое дело издания популярного типа. В них редакции и варианты необходимы, но только те, которые имеют самостоятельную эстетическую ценность (для массовых изданий) и те, которые необходимы для популяризации научной оценки творчества писателя.

Общепризнанным достижением издательской и текстологической практики, теории эдиционной подготовки классических текстов это положение станет позже - в изданиях XIX в., но в рассматриваемом собрании сочинений оно уже было реализовано.

Все сказанное выше и позволяет утверждать, что отсутствие истории текста, текстологического исследования наследия А.П. Сумарокова не может быть достаточным основанием для отнесения его к изданиям просветительского типа. Оно, скорее, было первым русским полным собранием сочинений, во многом построенным еще на основе эстетического понимания, традиционных представлений и, в то же время, на тех новых научных подходах и принципах, которые до него десятилетиями накапливали лучшие русские издания.



И потому не случайностью, а объективной закономерностью процесса формирования изданий современных видов и типов было то, что в многотомнике, подготовленном Н.И. Новиковым, разрозненные характеристики и качества предшествующих изданий были приведены в стройную и по тем временам совершенную систему построения полного собрания сочинений, эдиционных принципов подготовки его текстов.

Итак, можно утверждать, что, возникнув как издания просветительского типа, т.е. издания лучших, образцовых произведений писателя, русские текстологически подготовленные многотомники уже к середине 80-х годов XVIII века достигли уровня «полных» по составу входящих в них произведений. Не случайно их редакторы и составители предпринимали тщательные разыскания в периодике и прижизненных изданиях, собирали и, вопреки требованиям эстетического принципа, включали в издания все произведения писателя, найденные ими.

Сущность рассматриваемого процесса заключалась в том, что по мере развития национальной культуры, науки, литературы, профессионализации труда литераторов, читательской аудитории, качественно менялось содержание понятия «научно-обоснованной характеристики творчества автора», а вслед за ним и все основные принципы текстологической подготовки, ее методика. Будучи относительно медленным, процесс этот проходил в форме постепенного, поэтапного формирования отдельных количественных изменений, но эволюционное накопление этих отдельных количественных изменений, новых и все же эмпирических по своей природе, периодически приводило к резким, скачкообразным качественным изменениям. Одним из примеров тому является рассматриваемый десятитомник.

И при таком положении вещей в первую очередь должны были меняться и на практике менялись наиболее подвижные, менее консервативные признаки и характеристики, изданий различных видов. Одной из наиболее подвижных и изменчивых среди них является состав. Он не только может меняться в самых широких пределах: от отдельного произведения (части его) - до полного собрания сочинений, но и в пределах изданий одного и того же вида, сборника или собрания сочинений, например.



Свойство это - прямое следствие выражения качественных форм проявления критерия современных видов изданий, существенные характеристики которых сложились в рассматриваемый сейчас период.

В современной типологии авторские издания по критерию единства всеобщего, особенного, единичного делятся на следующие виды:

издание отдельного произведения (моноиздание). Их целевое назначение - отражение произведения, его текста;

сборник (виды сборника: авторский, коллективный). Виды авторских и коллективных сборников: жанровый, жанрово-эстетический, эстетический, тематический, хронологический и т. д. Особые виды сборников - альманах, антология); Их целевое назначение - отражение части творчества (автора или авторов), выделенного по тому или иному принципу (жанру, хронологии, тематике...);

собрание сочинений. Их целевое назначение - отражение творчества писателя в целом.

Критерий выделения типов изданий в современной книговедческой типологии понимается в качестве формулы процесса познания, составляющих ее: «Живое созерцание, абстрактное мышление и через него к практике…, но к практике, вобравшей уже в себя и живое созерцание и абстрактное мышление». В издательском деле практика принимает форму популяризации научной оценки творчества автора в целом, части наследия писателя (писателей), отдельного произведения, определяя признаки и характеристики изданий научно-массового (научно-популярного) типа. Критерий этот и определяет степень (достаточно и необходимо для популяризации научной оценки) полноты состава произведений, редакций, вариантов, разночтений, требования к качеству подготовки текста, состава, аппарата изданий, расположения произведений в них (т.е. композицию). Иными словами, все их качественные характеристики.

В отличие от изданий такого рода, целевое назначение изданий массовых (популярных) - достаточно и необходимо для отражения популяризации текста отдельного произведения, части произведений писателя (писателей), творчества автора в целом. Отсюда и все требования к ним, их составу, аппарату, композиции.



Научно-массовые и массовые издания в современном книговедении принято относить к изданиям массового (популярного) типа.

Научный тип составляют издания, отражающие научную оценку литературного наследия. Они делятся на академические (достаточно и необходимо для филологической оценки творчества писателя в целом, части творчества автора (авторов) отдельного произведения) и научные (достаточно и необходимо для литературоведческой, историко-литературной оценки творчества автора (авторов) части его (их) творчества, отдельного произведения, истории его создания).

К особым видам сборников относятся антологии и альманахи. Однако здесь рассмотрены не будут, поскольку анализ их - задача типологии, а не текстологии.

Поскольку читательский адрес видов изданий также определяется критерием формулы процесса познания (специалисты - абстрактное мышление, подготовленный читатель - практика, массовый читатель - живое созерцание), то речь должна идти о единстве читательского адреса и целевого назначения как объективном типообразующем критерии.

Сказанное и определяет систему основных требований, предъявляемых к подготовке изданий классических текстов, приемов и методов их реализации в эдиционной практики. На том же основании можно утверждать, что, наряду с информационными характеристиками, определяющими коммуникационную сущность этих изданий как объективных явлений социальной действительности, каждое из них в то же время является формой выражения единства дополнительных, а не взаимопереходящих по их природе противоположностей свойств, качеств, параметров изданий, их видов и типов.

А это, в конечном итоге значит, что методологическая сущность текстологической и эдиционной деятельности, результатов ее развития есть филологическая, историко-литературная, текстологическая интерпретация форм и принципов процесса восхождения от абстрактного к конкретному в ходе издательской подготовки и выпуска изданий произведений писателя-классика.

И хотя речь идет и о современных представлениях, требованиях и принципах, но возникали они еще в издательской практике XVIII столетия, а в XIX закрепились в качестве эдиционной нормы.



Десятитомник А.П. Сумарокова был практически одним из последних текстологически подготовленных изданий XVIII века, вышедших в России. Реакция 90-х годов оборвала подготовку изданий подобного рода, и следующее из них появилось лишь в начале XIX века. А поскольку в это время преобладали уже тенденции возникновения и развития изданий современных типов, то правомерно утверждение, что в рассматриваемый сейчас период завершился процесс развития изданий просветительского типа, в ходе которого они окончательно сложились в качестве того синкретического типа, целевое назначение которого в равной мере предполагало необходимость специального научного исследования и популяризации творчества автора.

 

Формирование и развитие методики текстологической подготовки изданий современных типов

Первым посмертным собранием произведений А.С. Пушкина был выпуск сочинений, который в 1838-1841 годах осуществили П.А. Вяземский, В.А. Жуковский, П.А. Плетнев, а позднее И. Глазунов. Выпуск состоял из 11 частей, где 8 первых томов содержали тексты, выходившие еще при жизни поэта, а 9-11 - прежде не издававшиеся или же не входившие в первые 8 томов, подготовленные В.А. Жуковским.

Друзья поэта, готовившие под руководством В.А. Жуковского первые 8 томов, сочли возможным в угоду цензуре изъять целый ряд произведений и, на правах дружбы, считая себя обязанными «улучшить неудовлетворительные» места, «исправили» авторский текст и замысел во многих других случаях. Произвольная композиция, построенная на основе вкусовой, субъективной оценки, окончательно исказила творческий портрет поэта. Не случайно одиннадцатитомник получил единодушную отрицательную оценку: «неполное, неисправное и странным образом распложенное», - писалось о нем почти во всех критических статьях.

И потому высказывание В.Г. Белинского об этом издании нужно рассматривать как своего рода обобщение оценок современников: «Всем известно, что восемь томов сочинений Пушкина изданы после смерти его весьма небрежно во всех отношениях - и типографском (плохая бумага, некрасивый шрифт, опечатки, а где и искаженный смысл стихов), и редакционном (пьесы расположены не в хронологическом порядке, по времени их появления из-под пера автора, а по родам, изобретенным бог знает чьим досужеством).


Но что всего хуже в этом издании - это его неполнота: пропущены пьесы, помещенные самим автором в четырехтомном собрании его сочинений, не говоря уже о пьесах, напечатанных в «Современнике» и при жизни и после смерти Пушкина».

Рассматривать этот многотомник подробно нет смысла, т.к. он был, скорее, результатом личных отношений друзей поэта к его памяти, чем изданием его произведений в буквальном смысле слова, т.е. явлением закономерным, вытекающим из опыта и традиций русской эдиционной и текстологической практики тех лет. П.А. Вяземский ни до, ни после этого случая не был сторонником подобной методики подготовки текстов произведений писателей-классиков. Достаточно вспомнить его монографию о Д.И. Фонвизине и ее значение для эдиционного метода П.П. Бекетова. Вместе с тем, известна и установка В.А. Жуковского, желавшего издать Пушкина в текстах, достойных его памяти. Подобные попытки он неоднократно предпринимал и при жизни поэта, стремясь «пригладить», «причесать» произведения друга.

В 1855 году в Петербурге под редакцией П.В. Анненкова начали выходить «Сочинения Пушкина с приложением материалов для его биографии, портрета, снимков с его почерка и с его рисунков и прочего». Недостатки первого посмертного издания послужили источником и основных ошибок издания, выпущенного П.В. Анненковым. Ибо, хотя подготовленный им семитомник и опирался впервые в русской эдиционной практике на систематическую критику текста, основную цель его выпуска редактор ошибочно видел лишь в «исправлении издания предшествующего», а не в полной отмене его как непригодного и испорченного. Это, в конечном итоге, и стало причиной того, что П.В. Анненков исправил лишь «ошибки наиболее яркие» и бесспорные, повторив многие другие, избежать которых было достаточно просто.

Из этой основной цели, по словам издателя, вытекала «...и вся система примечаний... Каждое из произведений поэта, без исключения, снабжено указанием, где впервые оно появилось, какие варианты получило в других редакциях при жизни поэта и в каких отношениях с текстом этих редакций находится текст посмертного издания...



Многие из стихотворений и статей поэта (особенно же, которые явились в печати уже после смерти его) сличены с рукописями и по ним указаны чистовые пометки автора, его первые мысли и намерения».

В нашей издательской практике, таким образом, именно П.В. Анненков впервые не ограничился изучением автографов и беловых рукописей, использовав черновики и воссоздав относительно полную картину истории текста, а в целом ряде случаев добившись снятия цензурного запрета.

Если учесть, что эти последовательно осуществляемые методы подготовки издания цементировались, объединялись общим историко-литературным пониманием задач изучения и обобщения литературного наследия поэта, отдельных частей его творчества, то станет ясна сама суть эдиционных принципов П.В. Анненкова, качественно новая методика эдиционной подготовки классических текстов. Ее принципиальное отличие от всех предшествующих заключалось не в полном отрицании старых принципов, а в таком обобщении исторически перспективных, наиболее прогрессивных из них, когда опыт лучших издателей дополнялся теорией и методами, разработанными к тому времени наукой о литературе.

Необходимость тщательного, детального изучения не только конечного результата труда писателя, т.е. завершенного произведения, но и процесса его создания, глубинных, внутренних элементов творчества, было требованием нового научного направления - направления литературной критики тех лет, которая не ограничивалась оценочными решениями, а ставила перед собой одновременно и задачу исследования, стремилась к обобщению разрозненных фактов в единую систему, называемую национальной литературой, к определению ее места в культуре общества и его жизни.

Такой взгляд на литературу, задачи ее исследования стал общепризнанным в русской науке о литературе к концу 40-х годов. Подтверждением служит вся литературно-общественная деятельность В.Г. Белинского, критические статьи которого, начиная с «Литературных мечтаний» 1834 года и кончая «Взглядом на русскую литературу» 1847 года, заложили прочные основы русской реалистической критики, эстетики, теории и истории литературы, всего нашего литературоведения, традиции, продолженные затем А.И.


Герциным, Н.Г. Чернышевским, Н.А. Добролюбовым, Д.И. Писаревым, всей русской революционно-демо

Заключение

 

Система основных терминов и понятий теории и практики текстологии

     Данное пособие предназначено студентам, обучающимся по специальности «Издательское дело и книжный бизнес» и посвящено рассмотрению следующих основных разделов курса текстологии: история возникновения и развития текстологии новой русской литературы, формирование видов и типов издания, прошедших специальную научную подготовку, обоснование приемов и методов их выбора, редактирования классических текстов, правила и принципы построения композиции изданий разных видов и типов, структура и содержание комментария, его виды и типы.

            Материал в пособии освещен с позиций решения задач профессиональной подготовки будущих редакторов, что и определило выбор рассмотренных в нем изданий классических текстов, цели и задачи их эдиционной подготовки.                  Так, например, проблемы текстологии произведений древней русской литературы в пособии не затрагиваются, поскольку они предполагают знание студентами содержания и методов специальных филологических дисциплин, не входящих в учебный план подготовки редакторов top.document.title=document.title; chkurl("000.htm"); doStart(sa) .

В области текстологии и эдиционной практики новой русской литературы материал ограничен рамками ХIХ, т.е. периодом окончательного формирования исторического подхода в русской науке о литературе и зарождением первоначальных основ системного историко-культурного подхода. Вызвано это тем, что основные параметры данного подхода начали слагаться лишь в последнее десятилетие ХХ века и пока еще не оформились в самостоятельные.


Содержание раздела

---

---